Воодушевлённые велопробегом 1987, следующей же весной мы стали планировать очередной велопоход. На этот раз идея маршрута изошла от меня – я предложил поехать в город моего детства Сортавала.
( Read more... )Сейчас через «долину» проложили, наконец асфальтовое покрытие и машина доходит от Петрозаводска до Сортавала за три с половиной – четыре часа. Маршрутки останавливаются в «Колатсельге» на "сходить в туалет", коий туалет как и был, так и есть позади магазина, представляет из себя щелястое сооружение из горбыля с незакрывающейся дверью и одним очком. Мужики, впрочем, отливают прямо за магазином.

Колатсельга в 2004 году
В этом рассказе фотографий намного меньше – я снимал мало, куда дел негативы с церковью в Салме, не помню совершенно. Может быть даже выкинул, потому что они были пересвечены. Но потеря, в общем, невелика. Половину примерно карточек снял Вася Петухов, корреспондент молодёжной газеты «Комсомолец» в то время и фотокорреспондент газеты «Курьер Карелии» сейчас. По крайней мере он там работал в мае 2009 года, когда мы с ним виделись и культурно отдыхали в Петрозаводске.
Состав участников изменился по сравнению с прошлогодним. С нами не было в тот раз ни Саши Колобова, ни Лёни Олыкайнена, ни Игоря Ильина. Из прежних участников остался я, Игорь Макаров и командор Коля Крашенинников. То есть активных педалекрутильщиков было четверо, плюс прошлогодний водитель, фамилия которого так и не восстановилась в моей памяти, но примечательно то, что его физиогномия есть почти на всех карточках. Любил парень фотографироваться.
Провожать нас в поход пришёл какой-то мужик с финской редакции радио. Как мужика фамилиё, мне уже не вспомнить ни за что. Вася Петухов что-то мне говорит на снимке, а слева стоит мой велосипед с двумя подсумками - тем он отличался от других. Рядом стоит мой фото-кофр из настоящей кожи, которая сильно воняла кожей. Практически единственная разновидность отечественного совейского кофра.
Первый раз мы остановились в селе Маньга. Там на горочке есть деревянная церковь, которую все фотографируют, ну а я снял двух местных малышей, у одного из них совершенно сгнившие, истончённые зубы уже в таком возрасте, но, как я подозреваю, он о своей ущербности ещё не знает. В такие годы, как сейчас помню, совершенно не отдаёшь себе отчёта в таких пустяках как какие-то там зубы. Вообще в этом нет ничего удивительного: со мной учился на инязе Андрюша Каява, у него тоже практически было зуба два к 18 годам потому что в детстве, он сам об этом рассказывал, он привык сосать смоченную в сладкой воде тряпку вместо пустышки. Ещё такие же зубы я видел у жителей карельского города Надвоицы – результат воздействия фтора, который попадает в питьевую воду. Но это – другая тема.

Первой остановкой на ночлег был посёлок или село Ведлозеро,

где нас поселили почему то в «женской комнате». Ничего такого, что говорило бы о том, что эта комната оправдывала своё название мы не заметили. Обычная комната в общаге. Впрочем, могло вполне быть, что в этой комнате разместились двое или трое, а мы с Колей вроде остановились в соседней.

Вечером пошли даже на танцы в клуб, расположенный рядом со школой, строительство которой я снимал пару раз в начальный ещё период работы на Карельском ТВ, то есть лет пять-семь назад, пот ому что 1988 год, год пробега номер два был предпоследним годом моей работы в этой сраной конторе. Вот не могу подобрать более приличного эпитета к ней и её руководителям, да и этот считаю слижком мягким. Так вот на танцах я только приладился, танцуя, рассказывать что-то симпатичной карелочке, как тут же получил от местных парней ... нет, пока только устное предупреждение. Я вежливо ответил. что намёк понял, осведомился, с кем танцевать можно, но указанная дама не совсем располагала к танцу с ней в виду её внешних данных, поэтому я быстро слинял обратно в общагу-гостиницу почитать книжку, потом подтянулись и все остальные «танцоры», оказавшиеся тоже чужими на этом празднике жизни.
На подъезде к Импилахти останавливались около какого-то лесного кладбища, где фотографировались с крестом, у которого сгнило основание и поэтому он валялся в куче мусора, как это сплошь и рядом бывает на российских кладбищах.

Коля поставил фотоаппарат на автоспуск и бежит к нам, чтобы сняться в кощунственной сценке, которая тогда таковой совсем не воспринималась, а зря, потому как, насколько мне известно, на сегодняшний день из всех пятерых участников этого постановочного кадра (Вася Петухов снимал) в живых нет только того, кто лёг под крест. Правда умер Коля 18 лет спустя. А сердце щемит всякий раз, когда я вспоминаю минувшие дни...

Мы остановились на второй ночлег в Импилахти, где за ночь набрались сил, чтобы поутру поехать на водопад Юхакоски, о котором мало кто тогда знал и куда практически не было дороги. Но об этом – рассказ во второй части повестования.

Скалы залива Импилахти
Водопад Юханкоски, что по-фински значит, всего-навсего «Иванов порог» теперь почему-то, с какой неизвестно радости, называется в местном фольклоре «Белые мосты». Ну бред какой-то – никаких там мостов белых или серо-буро-малиновых нет и в помине. Станция Леппясильта – самый ближний населённый пункт, да, называется «мост», то только «липовый», а не белый. Ну да ладно, в народной картографии много чудес есть, то молва назовёт какое-нибудь озерцо «гитлеровским», то домик сортавальского аптекаря «дачей Маннергейма». Я открыл этот порог для себя с помощью кинооператора Карельского ТВ Бориса Конанова, который снимал ВГИКовскую дипломную работу на тему «водопады Карелии». Оригинальная тема, надо сказать. Было это в 1986 году, в начале мая. Как и всё на свете, подробные карты в совке были чрезвычайно засекречены и у нас с собой карты не было никакой. Спрашивали мы о том, где же он находится, в Питкярантском отделении милиции, и нам рассказали, что нужно проехать под железнодорожный мост и, не въезжая в Леппясильту, свернуть вправо, потом доехать до конца большого поля, после чего водопад будет слышно. Но тогда, в 1986 нас ещё предупредили, что на фургоне УАЗ мы к нему не проедем, но отчаянный водитель Фошкин включил второй мост (его надо было вбивать каким-то клином) и мы подъехали практически к самому водопаду, причём один раз автобусик настолько сильно накренился, что чуть не перевернулся. Но бог миловал. Боря Конанов в тот раз даже снял у водопада медведицу с двумя медвежатами, явно рискуя собой.

В этот раз, два года спустя, мы рисковать не стали, машина осталась вместе с любящим фотографироваться водителем в Импилахти, а мы направились к водопаду, который весной всегда полноводен. Правда в то время я считал, что он находится на речке Сюскиянйоки потому что вроде видел его на карте Северо-Ладожской инспекции рыбоохраны, когда мы с инспектором этой охраны Борисом Вайсманом любили ходить в рейсы по охране Ладоги от мародёров. Эту информацию я дал Коле Крашенинникову, а он её вставил в статью о нашем пробеге. Оказалось, что на самом деле он находится на реке Кулисмайоки и, собственно водопадом он выглядит как раз только весной, превращаясь летом в тонкие журчащие ручейки.

Но в те два раза, что я был там, и, надеюсь, уж больше не буду, хотя, говорят туда теперь сделали дорогу и можно проехать на внедорожнике, просто зачем, это всё в прошлом, водопад бурлил пенистой жёлтой струёй и гремел на всю округу. Слышно его было километра за три-четыре это точно.

Коля записывал шум на магнитофон, но я пересветил кадр, не рассчитав, что струи отражали яркое солнце. В результате командор ушёл в тень.

Кстати, когда я сейчас искал информацию в сети про этот водопад, то прочёл у кого-то, что сила падающей воды финнами никогда не использовалась и что на нём не было ни мельницы ни гидростанции. Зачем было писать такую чепуху, непонятно, ведь на моих снимках явно видны остатки бетонного фундамента прямо наверху порога и это явно не жилой дом, а как раз либо мельница, либо маленькая электростанция.

После посещения водопада направились в Сортавалу. Тогда ещё Сортавала была погранзоной и пункт проверки паспортов с погранцами и шлагбаумом был перед посёлком Кирьяванлахти, там где Дом творчества композиторов всегда был. На этом пункте я попрощался с ребятами, которые, как предполагалось, должны были остановиться в гостинице, и поехал вперёд с тем, чтобы завернуть на кладбище, к отцу моему Епифану Степановичу, где он лежит с марта 1960 года, то есть мне ещё не исполнилось и пяти лет, как он умер. Так вот, через 28 лет после его смерти я посидел там на скамеечке минут десять, и направился к маме, на улицу Маяковского, где, естественно и ночевал. Все остальные остановились в гостинице «Ладога» и вечером я пришёл их навестить. У меня нет ни одного снимка Сортавалы тех велопробежных дней, осталась только вот эта пожелтевшая вырезка из газеты «Красное знамя» с текстом Коли и снимком Серёжи Дубатолова, всю жизнь проработавшего в этой газете и умершего в 2000х годах уже. В то время я знал весь коллектив этой газеты, с которым мы сыграли в волейбол в каком-то местном спортзале, причём выиграли с явным перевесом, потому что Вася Петухов особенно был ярким волейболистом, я же сам, хоть и не играл со времён ВУЗа, что-то смог вспомнить тоже.
